И подмога не заставила себя ждать. Отвратительные трутни, отдаленно похожие на старых, истощенных людей, выползли из темноты нижних люков. Передвигаясь своим обычным способом – на четвереньках, они выбрались из корабля. Расселись рядом с рвущейся в бой личинкой. Но настроение у трутней было не столь боевое, как у отчаянного детеныша. Выглядели они скорее удрученными, чем воинственными. Хлыстов знал, что прежние хозяева мира ржавых пустошей натаскивали крыс-людей на таких, как он. Крысы-люди управлялись с рабами-людьми, словно овчарки с отарой. Только во время неожиданного исхода не всем преданным слугам повезло уйти с хозяевами. Нынче брошенные крысы-люди скитаются по пустошам, и живется им не лучше и не хуже, чем остальным.

Они перестали быть дерзкими, им пришлось научиться осторожности. Тем более рядом с людьми. Да-да, у многих на спинах поблескивали металлические кольца, к которым давным-давно крепились поводки. Эти трутни принадлежали к старому поколению, следовательно, хорошо помнили, какими беспощадными и мстительными могут быть люди.

– Эй! – гаркнул Хлыстов. – Корабль – мой! Я первый его нашел! Пошли вон!!

Язык лениво ворочался в полости рта: Хлыстов давно ни с кем не говорил так громко и так… долго. Слова получались тягучими, картавыми. Крысы-люди озадаченно притихли.

Он и в самом деле ходил сюда больше года: наведывался один раз в две-три недели. Огромное судно с трюмами, набитыми сахарным песком, снабжало его всем необходимым. Еда, одежда, оружие, утварь, свечи и керосин – всякий раз, когда он отправлялся в обратный путь, его заплечный мешок трещал по швам от тяжести. И никаких крыс-людей в окрестностях он не встречал. Никак выбрали корабль для гнездовья совсем недавно, вот уже появились на свет первые личинки.

Ему было чертовски жаль тратить патроны…

Крысы-люди подобрались и тревожно заворчали, когда он отвел назад полы макинтоша и положил ладони на рукояти револьверов. Оглушительно пискнула личинка и истово защелкала зубками.

…тем более что они не думали нападать. Но не отдавать же корабль кому попало! Не оставлять же за спиной свору, способную в мгновение ока разобрать тебя по косточкам!

Бомбу бы сюда! Ту бомбу, которой ему так не хватает! Ту самую, забытую на заднем дворе каретного депо утопающей в тополином пухе Ак-Мечети!..

Он взвел курки. Самый старый крыса-человек – несомненно, вожак прайда – кинулся вперед. Но и этот не посмел напасть! Завертелся на месте, захрипел, роняя на песок тяжи клейкой слюны. В действиях крысы-человека определенно был какой-то смысл, даже в хрипах его проскальзывало что-то знакомое.

«Паучок» в груди засучил лапками с невиданной прытью, и Хлыстов выхватил из-за пояса револьверы.

Первая пуля сразила вожака прайда. Крысы-люди брызнули врассыпную. За первым выстрелом последовал второй, затем еще и еще. Хлыстов жал на спусковые крючки так быстро, что казалось, будто в обломках рангоута мертвого корабля грохочет пулемет. И после каждого выстрела на песке замирало очередное скрюченное, похожее на человека создание.

Барабаны опустели. Он отбросил револьверы в стороны, в одном движении сдернул с плеча винтовку и прицелился. Два крыса-человека мчали со всех ног в пустошь. Звенели железные кольца, вросшие им в лопатки. Это были матерые трутни, пережившие восстание людей и предательство хозяев. Каждым прыжком они покрывали расстояние в два своих корпуса.

Грянул винтовочный выстрел – тяжеловесный, звенящий металлом, за ним – второй. Пустыня замерла; едва заметно струился песок над каменистой поверхностью, хохотали возле своего корабля-вагона свинорылые нелюди. Через секунду грянуло в третий раз: пьянящая волна азарта накрыла Хлыстова с головой, и он не удержался – снес последним метким выстрелом зубастую голову осточертевшей личинке. «Паучок» не мог угомониться, скакал в центре паутины нервных путей, точно бешеный. Кровь крыс-людей выглядела на фоне рыжего песка черной смолой. Черная смола застыла в зрачках человека в макинтоше и с дымящейся винтовкой в напряженных руках. Он шагнул вперед…

Ближний люк преграждало массивное тело. Толстый, словно тюлень, крыса-человек с мечевидным яйцекладом возился в проеме. Безмозглое создание не могло взять в толк, как ему следует поступить: спрятаться в глубине темных коридоров или же поспешить в пустошь следом за трутнями. Оно глядело на Хлыстова бараньими глазами, пускало слюни и жалобно хныкало.

А Хлыстову было жаль только патроны, которые он собирал один к одному и складывал в укромном месте в пещере. И больше ничего. И никого.

* * *

Обратный путь всегда кажется короче.

Он шел день и шел ночь. Привалов не делал, пил на ходу воду. В заплечном мешке позвякивали жестяные банки с тушенкой и сливочным маслом. Перед рассветом ветер донес знакомые запахи мускуса, цвели и озера: оазис ждал его за ближней грядой холмов. Тогда он остановился, поправил на голове найденную среди вещей пассажиров широкополую шляпу. В чистом небе сияли звезды, самые непоседливые из них беззвучно срывались с мест и стремглав скатывались за горизонт. Ветер сгинул; казалось, пустошь замерла в ожидании чего-то, что должно было вот-вот случиться.

Хлыстов любил повалять дурака, разглядывая звезды. Как и всякий злодей он иногда становился сентиментальным. Ведь когда-то это было его работой – смотреть на звезды. Благодаря незаурядной усидчивости и наблюдательности его приняли на оклад в обсерваторию Мальцева. В Симеизе он задержался на три сезона. Лето, осень и зиму вел преимущественно ночной образ жизни, сидел в башне, слушал шелест близкого моря и зарисовывал положение светил.

Тогда он понял, что одиночество – это благо.

Здесь же не было ни ковшей Медведиц, ни трапеций Ориона, ни «дубль вэ» Кассиопеи. Единственное, что было знакомо, – это Млечный Путь, льющий на ночную пустыню рассеянный свет. Наверное, так и должно быть: новый мир, приютивший его пропащую душу, заслуживал абсолютно иного неба.

И он глядел вверх, когда сразу семь звезд сдвинулись с мест и поплыли по небосводу в разные стороны. Вскоре они стали вытягиваться, превращаясь в черточки, ощетинившиеся лучами бело-голубого света.

Хлыстов сжал ремень винтовки: ему вспомнились крылатые машины охотников на людей. Да-да, огни в небесах, дребезжащий вой… Его когда-то здорово погоняли по пустошам. Более того, когда-то его настигли. И тогда впервые в жизни, лежа под грудой тел крыс-людей, он с изумлением понял, что тоже может бояться! Он двинулся навстречу своему страху, вбирая его и пропуская через себя, опьяненный доселе неизведанным состоянием духа и сопричастностью к тайнам высших сил этого нового мира. Он прошел через муки и ужас, просочился через иголочное ушко. И совсем не удивился, когда, очнувшись однажды, обнаружил, что научный центр хозяев – охотников на людей – неожиданно вымер; что он один-одинешенек и вдобавок ко всему свободен.

Стало быть, ушедшие возвращаются?

В бинокль он увидел, как нечто нечеткое, червеобразное, извиваясь, ползет по небосклону вниз. Внутренний «паучок» сложил лапки и съежился в крошечный, словно голубиное сердце, комок. Тогда нечеловечески острое чутье подсказало Хлыстову, что медленный, неправильный звездопад никак не связан с прежними хозяевами. Что «паучок» не рад быть свидетелем этого чудного явления природы.